Энциклопедия мифов. Подлинная история Макса Фрая, - Страница 29


К оглавлению

29

– Ну, разве что, если ритуал… Хотя мне не очень понятно, в чем тут фишка.

– Да ни в чем. Просто некий загадочный нравственный инстинкт требует, чтобы я символически выразил благодарность за свое спасение, чем скорее, тем лучше, поскольку никогда не знаешь, на каком повороте куда занесет.

Я и сам не в восторге от столь нелепого аргумента, но уж – чем богаты, иных формулировок у меня в запасе нет.

– Ты, случайно, не в курсе, где я люблю обедать? Потому что даже это сокровенное знание мне сейчас недоступно.

– Есть такие места, и их немало, – раздумчиво сообщает Веня. – Ближайшее носит гордое имя «Мусхэд».

– То есть «лось»? – по-детски радуюсь, опознав иностранное слово.

– Ага, английский ты у нас мала-мала помнишь. Лось, лось. Канадский бар. Насколько мне известно, ты был в восторге от их манеры подавать чили с картошкой, хотя, на мой вкус, это одно из величайших кулинарных грехопадений… Но я могу заказать их фирменные куриные крылья. И пиво – это сейчас особенно актуально.

– Раз так, показывай дорогу. Пешком мы туда дойдем? Потому что я планирую еще немного поспиваться. Мне понравилось.

– Только пешком и дойдем. На машине будем полчаса по переулкам ползать, да и то не факт, что выползем, куда требуется. Повсюду царит первозданный хаос, почему-то именуемый строительством.

– Очень хорошо.

За обедом с любопытством расспрашиваю Веню о его делах. Он хмурится, сетует, что снова чувствует себя идиотом, но рассказывает. От книготорговли он благополучно избавился вскоре после того, как я отошел от дел, решив, что смогу перебиться гуманитарными заработками: макулатурный бизнес давно уже перестал быть Клондайком. Мутит что-то с компьютерами. Месяца два назад, оказывается, просил меня погадать, стоит ли вкладывать деньги в интернет-провайдинг. Моя оккультная таможня дала добро, в связи с чем Венина жизнь на какое-то время стала чрезвычайно хлопотным процессом. А в общем, если верить самому Вене, ничего интересного не происходит. Особенно с тех пор, как Раиса уехала в Австралию с мужем, который вдруг решил, что пора бы и ему начать новую жизнь… Без нее стало как-то не так. Хорошо хоть письма пишет. Благослови, боже, изобретателя электронной почты и всех примазавшихся!

– Но это все равно не то. Для дружбы тоже требуется некая телесная близость. Слова на экране монитора – как-то слишком уж пресно. Тут все же в глаза смотреть надо, дыхание слышать.

– Пожалуй, – соглашаюсь сдержанно.

Про себя думаю, что с такой тоской в глазах не письма писать надо и, тем паче, не старинным другом прикидываться, а ехать за любимой на край света и силой ее оттуда увозить. А там – по обстоятельствам. Кто не рискует – сам дурак. Губ, однако, не размыкаю. Не мне, почти новорожденному, к взрослым людям с советами лезть.

О себе я из Вениного рассказа ничего нового больше не узнал. Как он уже вчера сообщил, в последнее время мы виделись нечасто. Он подозревает, что я сидел в Бабушкине затворником. Писал и фотографировал для каких-то журналов, а на досуге, вероятно, «дурью маялся» – ежели судить по результату… Ну и ладно. Ночью подключу компьютер, посмотрю, что я там писал. Глядишь, сделаю пару-тройку удивительных открытий. А пока можно расслабиться и выполнить несколько тысяч жевательных движений, благо аппетит наконец появился, впервые с момента вчерашнего странного пробуждения.

Одолев полкружки пива, отправляюсь в закономерном направлении, со всеми вытекающими – вот именно! – последствиями. Менее всего в этот момент я был готов к сюрпризам, поскольку любой горожанин в глубине души полагает свою уборную чуть ли не самым безопасным местом на земле. На комфортные туалеты в приличных барах, ресторанах и клубах это безосновательное, в сущности, убеждение почему-то тоже распространяется.

И совершенно напрасно.

Я всего-то и хотел – завершить гигиеническую процедуру мытьем рук. Над умывальником, как водится, висело большое зеркало. В его сверкающую поверхность и уперся мой бессмысленный, как у всякого сытого-пьяного бездельника, взор. Но вместо собственной благодушной рожи я увидел в зеркале грузное бесформенное тело существа, более всего похожее на тело белой лягушки, страдающей ожирением. Туша поросла пучками отвратительной, живой, шевелящейся шерсти; такая же флора-фауна окружала и рот чудовища, темный, влажный, такой притягательный, что…

Я взял себя в руки и отвел глаза. Какую-то долю секунды потратил, чтобы удостовериться: мое тело по-прежнему хранит антропоморфные очертания; следовательно, чудище в зеркале может быть чем угодно, но не моим отражением. И на том спасибо!

Потом я совершил подвиг. Настоящий, вполне достойный почетных званий, бронзовой дуры на родине героя и прочих высоких наград. Я не заорал, не позвал на помощь, не попытался выскочить в окно. Не нарушая общественного спокойствия, открыл дверь и вышел в холл. Неторопливо проследовал в зал. Сел рядом с Веней, попытался сделать вид, будто меня по-прежнему интересует чили, понял, что с этим спектаклем следует погодить, медленно отодвинул тарелку. Закурил. Желание устроить истерику не проходило, но я понял, что вполне способен жить дальше, не давая себе воли. Еще чего!

– У тебя веко дергается, – мягко сообщил проницательный Веня. – И руки дрожат. Неужели вспомнил что-то?

Я молча помотал головой. Внутренне содрогнулся перед необходимостью говорить вслух. Наконец понял, что от его пламенного взора у меня сейчас волосы дымиться начнут, и объяснил:

– Одно из двух: или в местном туалете водятся привидения – что сомнительно! – или я действительно серьезно влип. Глюк мне только что явился. Страшенный… Куда уж там Иоанну с его всадниками!

29