Энциклопедия мифов. Подлинная история Макса Фрая, - Страница 73


К оглавлению

73

И именно поэтому я сейчас ясно вижу единственный и неповторимый маршрут, словно бы специально созданный для людей, с которыми судьба когда-то свела везучего дурака по имени Макс. Знаю, что им будет легко воспользоваться моим советом: они растеряны, обескуражены, измучены неопределенностью. В таком состоянии люди обычно бегут на край света или стреляются. Я же предлагаю им промежуточный вариант: не на край, за край света, тьмы и сумерек заодно. За край всего, что только можно вообразить.

Говорю торопливо, но внятно. Слушаю Венин голос: не то с бодуна человек, не то обескуражил я его своей деловитостью.

– Макс, это ты? – недоверчиво переспрашивает он.

– Это…

Я и сам не знаю правильного ответа на его вопрос. А врать напоследок не хочется.

– Считай, что это Белый Кролик, – говорю наконец, вспоминая забавное Венино признание: «Бегу за тобой, как Алиса за Белым Кроликом».

Смеюсь, довольный собственной находчивостью. Прощаюсь. Кладу трубку. И просыпаюсь. Проснувшись, плачу, по-детски размазывая слезы по щекам. Никто ведь не требует от меня сохранять внешнее спокойствие. Только внутреннее.

У

98. Уака

Личная Уака была как бы духовным двойником человека…


Вернувшись в Москву, беспардонно вламываюсь в Венину квартиру. У меня довольно много времени в запасе. Пока еще его хватятся… Впрочем, мне почему-то кажется, что формальности, связанные с Вениным исчезновением, каким-то образом уладятся сами собой. Всякая настоящая тайна способна хранить себя совершенно самостоятельно. Тут важно вовремя отступить в сторону и не мешать реальности латать свежие прорехи. Она хорошая хозяйка, она справится.

Брожу по дому, курю, включаю и выключаю музыку. Мне, признаться, немного не по себе. Вспоминаю наши с Веней посиделки при занавешенных зеркалах и его шутливую просьбу: ты хоть вызов-то пришли, если вернешься в свой зачарованный город. С удовольствием думаю, что проблем с небесным ОВИРом у Вени не возникло, да и зачарованных городов, очевидно, хватит на всех… Хотелось бы, конечно, хоть краешком глаза поглядеть: как он там? И какие, интересно, бездны таит в себе короткое слово «там», звучное, как удар африканского барабана…

Сейчас, когда я утомлен поездкой, обольщен сентиментальными воспоминаниями и по-человечески слаб, мне здорово не хватает Вениной дружеской лапы. Да и дом, в который никогда не вернется хозяин, – печальное зрелище. Но по большому счету я очень доволен. Ощущаю себя юным демиургом, который только что выдержал ответственный экзамен в каком-нибудь заоблачном ПТУ.

Так или иначе, но я, пожалуй, поживу тут еще несколько дней. Веня официально числится в отпуске – вот и славно. А мне сейчас требуется уединенное место для сна и почти неотличимого от него бодрствования. Выждать несколько дней, поглядеть, как теперь будет вытанцовываться моя новая жизнь; выяснить опытным путем, на что я способен и что мне пока не по зубам. Перекантоваться – вот как это называется.

Искупавшись, закинув дорожные вещи в стиральную машину и проделав еще несколько приятных, повседневных человечьих дел, решаю вдруг, что надо бы побриться. Ритуал, ввергающий меня в трепет, ибо бриться следует перед зеркалом. В последний раз мое отражение вовсе не соизволило явиться на свидание. Влом ему стало, видите ли. Дескать, какие могут быть формальности между своими? Только равноправные отношения, основанные на взаимном уважении к личной свободе партнера. Так что ты уж перетопчись, друже, пока я там, за стеклянной твердью, своими делами занимаюсь… Зараза.

Вот мне и любопытно: что оно сегодня выкинет?

Отражение появляется как ни в чем не бывало. Поначалу ведет себя вполне пристойно. Вертит головой, надувает щеки, скребет одноразовым станком щетинистый подбородок. Может ведь, когда хочет…

– Ты молодец, – вдруг говорит мой зазеркальный двойник.

Я к этому моменту как раз закончил издеваться над левой щекой и вознамерился приступить к правой.

Еще пару недель назад я бы, несомненно, порезался, заорал благим матом, убежал бы куда глаза глядят и наложил бы строжайшее табу на все отражающие поверхности. Но сейчас я воспринимаю дружескую реплику собственного отражения как должное. Мне тоже кажется, что я молодец. Чего уж там…

– Я бы обосрался, наверное, на этой улице Маяковского, – вздыхает отражение.

– Ну и я, считай, почти обосрался, – признаюсь. – Только знаешь, делать ведь не так страшно, как думать. Стоит начать, а дальше все само идет, сколько уж раз проверял…

– Все равно ты молодец, – улыбается он.

– Ты-то как? – спрашиваю.

– Лучше, чем возможно вообразить. За это тебе отдельное спасибо. Мне нравится в твоей шкуре.

– У нас одна шкура на двоих. Странно, что ты это еще не понял.

– А до меня все довольно медленно доходит, – отмахивается мой двойник. – Ну и потом теория меня не слишком интересует, честно говоря. Только концентрированная экзистенциальная мýка.

– Ишь ты! – удивляюсь. – Учимся говорить по-русски? Неужели сам придумал?

– Не-а, – беззаботно признается он. – У приятеля слямзил… Я тебе побриться не даю, да?

– Ничего. Успеется. Я как раз хотел тебя спросить…

– Про книжку, небось? Плюнь. Забудь. Это именно та проблема, которую я беру на себя. Не так уж мало, правда?

– Что именно ты берешь на себя?

– Проживу еще и эту, выдуманную жизнь. Кстати, когда тебе станет сниться незапланированная мистическая фигня вместо запланированной мистической фигни, не паникуй. Это я развлекаюсь. Заодно избавляю нас с тобой от необходимости умирать.

73