Энциклопедия мифов. Подлинная история Макса Фрая, - Страница 77

К оглавлению

77

Покончив с умыванием, мы отправляемся на кухню. Я иду впереди, спокойствие плетется следом. Сейчас я, пожалуй, сварю ему кофе. А там – по обстоятельствам.

104. Ундины

…завлекают путников вглубь…


Франк сладко зевнул и с хрустом потянулся – не потому, что действительно хотел спать, а просто так, для пущего удовольствия. Прислушался к собственным телесным звонам и шорохам, решил, что второе упражнение неплохо бы повторить. Некоторое время с наслаждением растягивал и разминал суставы, тихо урча от удовольствия. Так увлекся, что чуть не превратился в огромную пегую росомаху, да вовремя опомнился: столь радикальные метаморфозы сейчас были бы некстати. И потом поутру во всем следует соблюдать меру. Это правило Франк изобрел сам, недели две назад, и намеревался придерживаться его хотя бы до конца лета.

Франк был чрезвычайно доволен. Дело, которое он в течение нескольких лет полагал первостепенной и самой сложной своей задачей, считай, сделано. Его юный преемник забрел уже так далеко, что вернуться у него теперь вряд ли получится, даже если очень захочет. А он не захочет: уже почувствовал металлический привкус могущества во рту, теперь его от чудес за шиворот не оттащишь… Как дальше пойдет – дело десятое. Франк почти искренне полагал, что это его уже не касается. Несмотря на почтенный возраст и опыт длительного заключения в камере-одиночке собственной судьбы, он по-прежнему считал словосочетание «свобода воли» не совсем пустым звуком. Скажем так: полупустым. То есть наполовину заполненным горячим, густым, как утренний шоколад, смыслом.

Окончательно вернув себе антропоморфные очертания, Франк добавил ключевой воды в заранее нацеженную порцию птичьей крови. Щелкнул пультом. Лазерный проигрыватель ожил, замигал приветливо зеленым огоньком. Диск начал вращаться, Мартин Гор запел:


Now I’m not looking for absolution
Forgiveness for the things I do
But before you come to any conclusions
Try walking in my shoes.

В последнее время Франк прикипел душой к этой песенке «Depeche Mode». Диск из проигрывателя вынимать ленился: зачем, если через полчаса опять придет охота послушать песенку? «Прежде чем делать выводы, попробуйте побыть в моей шкуре», – ухмыляясь, вторил он Мартину Гору. Это было весьма великодушное предложение: собственную шкуру Франк полагал наилучшей из упаковок.

105. Упуат

Почитался как бог-проводник, разведчик.


Часов в пять пополудни я окончательно взял власть над собственным переменчивым настроением и понял, что готов выйти из дома.

С самого утра я рвался на улицу. Спешил отправиться на поиски места, соответствующего ловушке, в которую я вчера угодил. Если верить Франку, там должна была произойти некая фундаментальная гадость. Нельзя сказать, чтобы я жаждал поймать Франка на художественном вымысле или сгорал от бытового любопытства. Не жаждал, не сгорал. Просто считал своим долгом совершить паломничество к гипотетическим руинам. В воспитательных, можно сказать, целях, дабы увидеть последствия собственного легкомыслия и обрести наконец инстинкт сохранения обитаемого мира взамен почти бесполезного инстинкта самосохранения.

Рваться-то я рвался, но не выпускал себя из дома, пока не почувствовал, что вполне способен держать себя в руках, если поиски мои увенчаются успехом. Что не стану рвать на себе одежду, оглашая окрестности виноватым воем напроказившего младенца. Потому что ни вой, ни клочья моей футболки никому уже не помогут. А давать бесплатные уличные концерты для развлечения почтеннейшей публики – не моя стезя…

В последний момент вспоминаю наставления рыжей гадалки Оллы. Отправляюсь в свою комнату, отыскиваю фотоаппарат, который, оказывается, не следовало бы упускать из виду. Что ж, мое дело солдатское: выполнять инструкции, а там – хоть трава не расти… Верчу фотоаппарат в руках, проверяю, есть ли пленка (она есть), примериваюсь, прислушиваюсь к собственным ощущениям. Щелкать затвором пока не хочется. Ну, мне, кажется, и не к спеху. Кладу фотоаппарат в джинсовый рюкзак, вместе с пачкой сигарет и свитером, припасенным на случай ночной прохлады. На этом сборы мои можно считать законченными, а жизнь – только что начавшейся. Но пасаран.

Выхожу из подъезда, пересекаю двор. Ступая по размягчившемуся за день асфальту, стараюсь вспомнить свою причудливую ночную прогулку. Куда я сворачивал? Налево? Направо? Ага, вот сюда. В этот переулок. Молодец. Макс – хороший следопыт. Был бы собачкой, заслужил бы сахарную косточку. Но мы, человеки, и бесплатно потрудиться можем. Мы привычные…

106. Уриил

…предлагает ему взвесить тяжесть огня <…>, измерить дуновение ветра…


Прогулка по послеполуденной Москве, распаренной, расхристанной, как только что вышедшая из ванной матрона, кажется мне сейчас настоящим приключением. Марш-броском в неведомое, первой вылазкой командира космического корабля на поверхность чужой планеты. Таинственная изнанка Москвы теперь явственно просвечивает через тонкую ткань повседневности. Солнечный свет не застит мне живые, подвижные кляксы тьмы у подножия тамошних фонарей. Я словно бы бреду по двум городам одновременно, наступаю на собственные следы, еще не остывшие после ночного путешествия. Запертые подъезды и настежь распахнутые двери кафе по-прежнему кажутся мне сверкающими брызгами тайны, четко сформулированными вопросами о чем-то Самом Главном. Ответы – так представляется мне сейчас, – вряд ли когда-нибудь будут произнесены вслух. И черт с ними: возможность спросить и остаться в живых кружит мне голову сама по себе.

107. Уту

77