– Отвечаю по пунктам. Во-первых, ты знаешь, где у нас кухня. Во-вторых, кто ж тебе не дает? В-третьих, помоги себе сам. В четвертых, я потрясена, но ничего не поняла. Переведи на человеческий язык.
– При условии, что ты меня покормишь. Я, кажется, забыл, где у нас кухня. И вообще я лентяй, захребетник и паразит, ты же знаешь!
Я, конечно, лукавлю. Чувство голода, как и прочие чувства, ушло в подполье и актов сопротивления пока не планирует. Но мне нужен предлог, чтобы слезть с этого зачарованного подоконника и выйти из комнаты. Даже так: мне нужно вынудить Алису силком увести меня отсюда. Потому что я сам, кажется, не в силах оторваться от заоконных метаморфоз.
Она совершила это чудо, благо не подозревала, что делает почти невозможное. Стащила меня с подоконника практически за шкирку. Решила, вероятно, что я придумал новое развлечение.
…лицо ее пылает жаром.
За завтраком к нам присоединяется заспанная Лиза. Всплеснув руками, бросается мне на шею. Ластится, как котенок, только что не мурлычет. Прежде за нею такого не водилось: мои отношения со всей троицей были нежными, но сдержанными. То ли памятуя о моей сомнительной природе, то ли повинуясь внутренней потребности соблюдать дистанцию, они обходились почти без телесных прикосновений. Ну, за руку взять – еще куда ни шло, но в объятия заключать – такого, кажется, почти ни разу не случалось.
– Ты зачем нас так напугал? – спрашивает наконец Лиза, усаживаясь рядом со мною. – Стаси говорит, что без тебя все может рухнуть. Это правда?
– Надеюсь, что нет.
– Уже не может, – вдруг говорит Алиса. Щеки ее пылают, губы дрожат, но голос звучит вполне твердо. – Раньше – не знаю, возможно… Но не теперь.
Энлиль забрал себе землю…
– Почему?
Лиза изготовилась обрадоваться, но пока не дает себе воли. Ждет дополнительной информации.
– Потому что теперь это и мой город тоже.
Алиса смотрит на нас растерянно, но и торжествующе.
– Не знаю, как объяснить, однако это так. Я всегда чувствовала, что это мое, словно бы специально для меня выдуманное, по моей мерке скроенное место… Впрочем, не в одних чувствах дело. Есть у меня и более весомые аргументы. Однажды, еще до того, как объявился твой убитый двойник, Макс, я забрела в один переулочек, который часто снился мне в детстве. Правда, правда! Я удивилась, но особого значения происшествию придавать не стала. Я вообще не люблю анализировать и объяснять: мне кажется, что некоторые прекрасные вещи от этого портятся…
– Похоже на то, – соглашаюсь. – Меня долго отучали от слова «Зачем?» Теперь я постепенно начинаю понимать, что это и правда скверная постановка вопроса.
– Вот и молодец. – Алиса подмигивает мне с видом заговорщика. – Я тоже не стала спрашивать: «Зачем?» – или: «Почему?» Постаралась вообще не думать об этом переулке. И несколько дней спустя снова забрела в знакомое место. А потом это стало случаться так часто… В общем, Макс, я не думаю, что это только твой город. Как минимум, половина здешних улиц – из моих грез.
…без их воли «даже солнце не преступит своей меры».
– Слышишь грохот? – спрашиваю. – Это камень свалился с моего сердца. Надеюсь, ни одни преемник Сизифа не попытается водрузить его на место.
– Камень?
– Представь себе. Я люблю этот город, он – лучшее, что у меня есть, и если здешние мостовые захотят, чтобы я напоил их своей кровью, я не стану колебаться, но… Но. Я не могу тут остаться. По крайней мере, не сейчас. Я не знаю законов, по которым живут наши наваждения, и вовсе не уверен, что мое присутствие так уж необходимо. Но некоторые сомнения все же оставались… А теперь они не имеют значения. Ты ведь, в отличие от Стаси, не хочешь отсюда уходить, верно?
– Не хочу… Погоди, а что, Стаси собирается?.. Или уже ушла?
– Ушла. Сказала, что ей не сидится в этой волшебной клетке. Дескать, город прекрасен, но она предпочла бы вернуться сюда самостоятельно, какое-то время спустя. Или не возвращаться вовсе – это уж как сложится… Вылезла в окно и ушла.
– В окно?! Ничего не понимаю.
Алиса озадачено качает головой, Лиза кусает пухлые губки. Были бы мы персонажами комикса, из их ртов вылетели бы сейчас облачка, заполненные огромными вопросительными знаками. Возможно, знаки эти даже вываливались бы за пределы отведенного для текста пространства, столь велико было желание моих подружек узнать подробности исчезновения Юстасии. Вкратце пересказываю события, которые они пропустили. Сорю словами, тщась объяснить, что творится с окном в гостиной. Помогаю себе обезьяньими ужимками, порывистыми жестами, мычанием и обильными цитатами. Дескать, не стреляйте в пианиста, он играет, как умеет.
Я – скверный лектор, зато с аудиторией мне повезло. Поэтому я, сам того не замечая, начинаю рассказывать им о своем мертвом-живом двойнике и нашей общей сумбурной биографии. О том, как дразнили меня колдовские города, как путал мои следы старый леший Франк, как чужие, незнакомые люди выдумывали для меня иную, изобилующую чудесными приключениями жизнь, как кривлялись зеркала, как леденил гортань первый проглоченный ключ, как сияла в темноте под моими прикрытыми веками восхитительная шаровая туманность Форамен, сулящая мне вечные скитания да чудесные превращения – сколько душа пожелает, и еще сверх того, чтобы мало не показалось…
– Но это же замечательно! – резюмирует Алиса. – Если твое предназначение состоит в том, чтобы открывать двери между сбывшимся и несбывшимся, как ты сделал это для нас… Макс, я правда не могу вообразить лучшей судьбы!