Энциклопедия мифов. Подлинная история Макса Фрая, - Страница 102

102

– Откуда ты взялась? – спрашиваю. – И, если уж на то пошло, откуда взялся я?

Она прячет в уголках губ лукавую улыбку, прижимает палец к губам. Дескать, молчи, делай вид, будто мы незнакомы. И повторяет, громко и бездушно, как образцово-показательный робот:

– Ваш билет, пожалуйста. И приготовьте деньги за постель.

Мгновение спустя я понимаю причину этого спектакля. Напротив сидит еще один пассажир. Мрачный мужчина в наглухо застегнутом костюме и очках с роговой оправой. Попутчик. Ай, как обидно!

Но досадная ситуация неожиданно легко разрешается.

– Ну вот видите! Вы заняли чужое место, – укоризненно говорит Маша. – Перейдите, пожалуйста, в соседнее купе.

Она вручает мне рюкзак и почти насильно подталкивает к выходу.

– Извините, – бормочу, раскланиваясь с соседом. – Неловко получилось, я сутки не спал…

Тот снисходительно кивает. Дескать, чего уж там. И я покидаю купе, влача за собою почти невесомый багаж.

– Ты в общем молодец, – смеется Маша, запирая двери купе, где нет никого, кроме нас. – Заснул в небесах, как распоследний болван. Мог бы и вовсе оттуда не вернуться… Но ты вернулся. И так ловко угодил в этот поезд – просто загляденье! Только с купе не угадал, – продолжая говорить, она берет полотенце, поливает его минеральной водой из бутылки и торопливо стирает с лица боевую раскраску. – Вагон-то почти пустой, сейчас за границу все больше самолетами летают… Но ты почему-то предпочел проснуться по соседству с этим дядькой. Медом он намазан, что ли? Пришлось мне похлопотать…

– Солнышко, все эти подвиги я проделал, не приходя в сознание, – вздыхаю.

– Догадываюсь. И это не есть карашо. Давай дневник, поставлю тебе двойку – что еще с тобой делать?

– У меня есть ряд предложений, одно другого непристойней. Огласить список?

– Не нужно. До сих пор воображение меня не подводило…

Перемазанное полотенце отброшено в сторону. Потрепанная тетка исчезла, превратилась в юную взъерошенную фею: круглые птичьи глаза, длинная лисья улыбка – наконец-то!

– Все хорошо, что хорошо кончается, – резюмирует чудесное мое видение. – Ты вернулся и движешься в правильном направлении, с неплохой, смею заметить, скоростью. Километров шестьдесят в час… А я, пожалуй, составлю тебе компанию. Прежде – помнишь? – я не раз приходила к тебе во сне. В ту пору тебе следовало уделять сновидениям больше внимания, чем так называемой «действительности», и я с удовольствием тебе помогла. А теперь я буду приходить к тебе в дороге. Потому что дорога, знаешь ли, стала наиважнейшим из твоих снов… Правда, это хорошая новость?

Вместо ответа я превращаюсь в огонь, который пляшет на поверхности ее кожи, а потом становлюсь милосердным дождем, погасившим пожар. Поднимаюсь к ней облаками теплого дыма, ласковой, горячей тьмой застилаю глаза, щекочу ноздри благоуханием лесных трав, терпеливо жду, когда она вдохнет меня, и наконец проникаю в кровь. Неспешно теку, заполняю ее, проникаю повсюду: в кончики пальцев, нежные мочки ушей, разветвленные лабиринты сухожилий. Что еще может сделать для любимого существа тот, кого никогда не было?

Поезд тем временем следует по заданному маршруту, мчится вперед по раз и навсегда проложенным рельсам. В настоящий момент эта информация не кажется нам занимательной. Но завтра, когда пассажирский состав в соответствии с расписанием прибудет к месту назначения, горстка счастливого пепла, оставшегося от меня, поспешно примет приличествующую случаю форму, соберет манатки и покинет купе, смятенно перелистывая на ходу собственный паспорт, чтобы найти там последовательность букв, составляющую ни к чему не обязывающее человеческое имя. Не то чтобы оно действительно имело для меня принципиальное значение, но некоторые вещи о себе все же лучше знать. На всякий случай.

Я

153. Якши

…охраняют его заповедные сады на горе…

Определившись с собственным именем, я отправился изучать расписание электричек. Уплатил восемь марок за билет до Шёнефинга, отыскал нужную платформу, а через десять минут уже занял место у окна в абсолютно пустом вагоне. Ну и дела! Можно подумать, все дети человеческие вдруг вросли в землю, пустили корни, уподобились древесным духам, и никому, кроме меня, не нужно больше перемещаться с места на место…

Впрочем, на следующей станции появились и другие пассажиры.

Первой заходит симпатичная старушка в белой вязаной кофте и алой юбке до пят. На носу очки без оправы, пальцы унизаны мелкими цветными колечками, в руках плетеное лукошко, откуда снисходительно взирает на мир маленький рыжий йоркширский терьер. За нею следует лысый, загорелый моложавый бугай в безрукавке из черной кожи и таких же штанах. На ногах пудовые армейские ботинки, на плече вытатуирован поясной портрет красивого грудастого вампира. Колоритный сей тип, кажется, позиционируется в качестве заботливого сына-внука: усаживает свою хрупкую спутницу у окна, сам грузно обрушивается на соседнее сиденье и достает из рюкзака жестяную банку пива.

Мимо них шествует изящное существо неопределенного пола. Не то худощавая девочка, не то красивый мальчик. Прекрасный андрогин прячет глаза за зеркальными стеклами солнцезащитных очков, движется в ритме неизвестной, для него одного звучащей мелодии, поселившейся в серебристых наушниках карманного плеера. Ему нет дела до окружающих, в том числе и до меня. Вот и славно. Мне и без того нелегко приходится.

Средних лет усач в клетчатой рубашке уткнулся в газету с длинным названием: «что-то-там-бла-бла-бла-цайтунг». Хрупкая миловидная брюнетка дремлет, прислонившись к его плечу. Птичьи ребрышки просвечивают из-под тонкой водолазки, худые коленки, детские запястья, трогательные ямочки на смуглых щеках – и только лицо выдает взрослую женщину, обитающую в теле ребенка.

102