Энциклопедия мифов. Подлинная история Макса Фрая, - Страница 23

Впрочем, забить можно практически на все, чем я успешно занимаюсь в последние го…

Стоп.

А чем я, собственно говоря, занимаюсь?

Нет ответа. Живу… наверное.

Хорошенькое дело!

Сижу в собственной (вероятно) кухне, пью кофе, закусываю цитрамоном, благо упаковка таблеток обнаружилась среди чистой посуды. Сижу, надо сказать, дурак дураком. Не знаю даже, моя это квартира или съемная. Не помню, как давно здесь поселился. Понятия не имею, каким образом заработал денег для оплаты своего пребывания под этим потолком цвета светлой охры. Нужно ли мне сегодня куда-нибудь идти? Или кому-то звонить? Или ждать звонка? А завтра? Есть ли поблизости люди, с которыми меня связывают некие обязательства? А может быть, я, чем черт не шутит, женат? И сейчас сюда придет женщина, связавшая свою судьбу с идиотом, который не помнит о себе ничего, кроме давешнего кошмара, да и тот, честно говоря, весьма смутно…

Нормально. Приехали.

Несколько минут (и несколько глотков кофе) спустя голова моя начала наконец освобождаться от докучливой боли и заполняться полезными мыслями. В частности, я сообразил, что можно провести расследование. Осмотреть квартиру, порыться в шкафу, почитать бумаги, изучить документы, ежели таковые найдутся. И, таким образом, узнать о себе хоть что-то.

Следствие на первом же этапе показало, что никакой жены у меня нет. Подружки, кажется, тоже. По крайней мере, в этой квартире я до сего дня жил один. И, смею заметить, неплохо одевался: одежный шкаф заполнен исключительно предметами мужского гардероба; отдельные экземпляры мне захотелось немедленно примерить. Несколько пар обуви, обнаруженные в коридоре, окончательно примирили меня с необходимостью жить дальше. Память – черт с ней, зато какие ботинки!

В комнате не было ни телевизора, ни радиоприемника. Впрочем, обстановка отнюдь не вопила о нищете: в одном углу помещался навороченный музыкальный центр, а в другом тихо гудел компьютер. Я машинально щелкнул мышью, темный монитор неохотно вышел из спячки и явил мне короткий текст под названием «Мы убиваем, нас убивают». Попытка прочитать написанное вернула к жизни головную боль, и я счел за благо отложить литературные штудии на неопределенное «потом». Для начала достаточно знать, что грамоте я, оказывается, обучен. Уже хорошо.

Сие фундаментальное знание пришлось как нельзя более кстати, когда я принялся разбирать документы. Несколько ламинированных пропусков в какие-то загадочные места, водительские права, два паспорта, причем один – заграничный. Если верить лиловым, зеленым и малиновым оттискам на соответствующих местах, я, как минимум, четыре раза пересекал разнообразные государственные границы. Что ж, неплохо. Было бы и вовсе распрекрасно, если бы я смог вспомнить хотя бы одну из этих гипотетических поездок. Но как ни понукал воображение – вотще. Только смутные воспоминания детства в заграничном военном городке поднялись было на поверхность, издали жалобный крик о помощи, помахали слабыми ручонками и благополучно ушли на дно. Ну, не очень-то и хотелось…

Мне требовалась более актуальная информация. Скажем, квартирные книжки, выписанные на имя какой-то посторонней женщины. Поскольку в доме не нашлось ни единой женской тряпочки, да и в паспорте никаких брачных отметин, очевидно, квартира все-таки съемная. Интересно, сколько с меня за нее дерут? Ответ на этот вопрос поджидал меня на ближайшем повороте: квартирная хозяйка, оказывается, оставляла мне расписки. Ага, в последний раз она получила от меня сто пятьдесят долларов. Наверное, это недорого… Или как? И когда грядет следующая расплата?

Еще через несколько минут я нашел собственный бумажник, изучил его содержимое и остался доволен. Понял, что полторы сотни в месяц – вполне посильная для меня сумма. И на том спасибо.

Все эти мелкие бытовые открытия дарили положительные эмоции, но каким-то образом уводили меня в сторону от поставленной цели. Выводы, основанные на наблюдениях, возможно, были верны, но воспоминаний не пробуждали. Моя жизнь по-прежнему оставалась глубокой темной лужей, на самом дне которой копошились какие-то смутные образы – не более того.

Поэтому телефонному звонку я обрадовался как благовесту. Решил почему-то, будто живая человеческая речь окажет на меня более мощное воздействие, чем копошение в вещественных доказательствах. Взял трубку, вежливо сообщил: «Я слушаю».

– Это хорошо, что слушаешь. Куда подевался-то? Уезжал? Я уже начал думать, что ты сменил квартиру.

Голос был незнакомый. Но, судя по интонациям, мне звонил близкий друг. На худой конец, очень хороший приятель. Возможно, даже брат… впрочем, братьев у меня все-таки, кажется, не было. Хотя…

Я все взвесил и решил, что нужно рискнуть. Признаться этому гипотетическому другу-брату, что у меня проблемы. Серьезные, весьма вероятно. Пусть приедет и расскажет мне, как я жил в последние дни, недели, месяцы. Возможно, годы. Деваться все равно некуда. Того гляди, завтра начнут звонить совсем посторонние люди – и как я, спрашивается, буду поддерживать разговор? То-то же.

– Это кто? – спросил я на всякий случай. В надежде, что имя моего собеседника станет толчком к пробуждению памяти. Однако не вышло. Он, кажется, даже обиделся.

– С каких это пор ты меня узнавать перестал? Веня это, Веня. А ты думал, кто?

– Я ничего не думал, – признаюсь удрученно. – Веня, у меня, кажется, проблемы. Ты не мог бы ко мне приехать?

– Запросто. Затем и звоню, между прочим. Бо маю вильну годыну, та й натхнення.

– Это хорошо, – улыбаюсь невольно. – Это просто замечательно. Тебя когда ждать?