Энциклопедия мифов. Подлинная история Макса Фрая, - Страница 24

– Если не будет на проспекте Мира пробок, значит, через полчаса. Если будут – сам понимаешь… У тебя закуска-то есть? Учти, я везу бутылку джина. И два литра тоника.

– У меня, – говорю, – есть кофе, сахар и цитрамон. Очень хорошие, питательные таблетки от головной боли. И еще какая-то заскорузлая дрянь в холодильнике, но к твоему приезду я ее выкину, обещаю.

– Понял. Аскетический подвиг продолжается, – ржет мой будущий спаситель. – Значит, жди меня через час, не раньше. Придется тебя не только спаивать, но и кормить. Мои отцовские инстинкты будут в восторге.

Он кладет трубку. Я смеюсь от облегчения. Все еще надеюсь, – да какое там, почти уверен! – что увижу сейчас знакомое лицо, и все встанет на свои места.

Отворачиваюсь от телефона, рассеянно выглядываю в окно: дескать, что там у нас происходит с окружающим миром? И тут-то земля окончательно уходит у меня из-под ног, не оставив на прощание даже коротенькой записки с извинениями.

Потому что вместо обычного городского пейзажа, к виду которого я уже успел привыкнуть и даже душой прикипеть, пока сидел на кухне, пытаясь привести себя в чувство, за окном сейчас возвышались горы. Не слишком высокие, округлостью очертаний напоминающие Карпаты, но не столь лесистые. На склоне ближайшей горы толпились причудливые тени, горели оранжевые и зеленые огни, затмевающие тонкий серп ущербной луны, – неужели город?

Конечно, город, что же еще. И уж его-то, в отличие от сгинувшего заоконного пейзажа, я узнал сразу.

Сочетание приземистых массивных зданий и хрупких, почти игрушечных башенок, дом из белого кирпича, на островерхой крыше которого крутился флюгер в форме попугая. И еще мне показалось, будто я слышу музыку, едва различимую танцевальную мелодию, словно на городской окраине в разгаре вечеринка…

– Вот! – тихо говорю сам себе. – Там-то я и жил. А здесь жил кто-то другой. И значит, никакие кошмары тебе не снились. Эх ты, жопа! Сон от жизни отличить не можешь, горе мое…

Поспешно открываю окно, понимаю, что могу сейчас вернуться домой, и все, вероятно, будет в порядке… Или все-таки не будет? Ну, пока не попробуешь – не узнаешь.

Значит надо попро…

Тьфу ты, господи!

Стоило распахнуть окно, и пейзаж разительно переменился. Обычный московский двор, цветущий каштан, длинная панельная девятиэтажка через дорогу. Оглушенный, я мотал головой, как мокрая собака. Давешнее озарение касательно обстоятельств моей прежней жизни теперь больше походило на приступ безумия, по счастию, не слишком продолжительный.

Не в силах созерцать унылую реальность, пришедшую на смену волшебному моему видению, я рухнул на диван, натянул на голову плед. И вдруг вспомнил, что уже не раз поступал таким образом. Спасался под одеялом от мук разочарования, от тоски и от собственной двойственности. От того Макса, который знал, что безымянный город в горах – часть его судьбы, а вот обычный заоконный пейзаж – не более чем назойливое наваждение. От себя самого – того себя, которому мой давешний кошмарный сон сулил перемену участи, не то прискорбную, не то чудесную – кто знает, дорогой Ватсон, кто знает…

Я вылез из-под одеяла. Сел, подтянув колени к подбородку. Задумался. Со мною творилось нечто неладное – что ж, не впервой, справимся. Я сошел с ума? Наверняка, но это не беда: безумец вполне может выжить среди нормальных людей, если научится держать себя в руках и притворяться «своим». Изменница память пошла на уступки и теперь льстиво подсказывала, что я всю жизнь только этим и занимался: притворялся «своим» среди чужаков. Судя по всему, небезуспешно: ведь не в дурдоме же я сегодня проснулся, а на собственной, приватной, временно оккупированной территории. И то хлеб.

Прежде всего, однако, мне хотелось понять, наяву или во сне состоялась моя встреча с убиенным и тут же воскресшим двойником. Он толковал что-то об обмене судьбами: дескать, теперь мне придется залезть в его шкуру и прожить его жизнь. Ну а он великодушно займется моими делами. Хитрец, он наверняка заранее представлял себе, насколько выгоден такой обмен!

Ладно. Кусать локти будем позже. Для начала нужно… ну хотя бы бросить монетку. Не то чтобы я действительно полагал, будто примитивнейшее из гаданий откроет мне истину, но, пусть, по крайней мере, подскажет, как относиться к нахлынувшим воспоминаниям о городе в горах и мертвом пройдохе-двойнике. Орел – сон, решка – явь. Как скажете, так и будет, я парень покладистый. Мне бы ночь простоять, да день продержаться.

Извлекаю из кармана металлический рубль. Подбрасываю в воздух. И становлюсь свидетелем настоящего чуда: монетка падает на ребро, крутится волчком и наконец замирает, так и не явив моему взору ни орла, ни решки.

Я бы, пожалуй, закатил истерику, да телесная слабость тому препятствует. Оно и к лучшему. На фига мне истерика? Мне гостя ждать надо. И молить небеса о снисходительности. Пусть гость окажется другом. Пусть он захочет мне помочь. И пусть, черт побери, он придет как можно скорее! Потому что я больше не могу сходить с ума в одиночестве. Мне срочно требуются болельщики – ну хоть один, для начала.

25. Нгектар

В тунгусо-манчжурской мифологии мир нерожденных душ. <…> Души – оми жили на ветвях деревьев. На землю они попадали в виде пушинок и хвоинок.

Небеса были милосердны: в ту же минуту затренькал дверной звонок. На пороге обнаружился невысокий худой синеглазый человек в светлом джинсовом костюме. В руках – объемистый пакет, из коего кокетливо выглядывает горлышко двухлитровой пластиковой бутылки с тоником, как и было обещано.